Неточные совпадения
Возьмем в пример
несчастный дом, каковых множество, где жена не имеет никакой сердечной дружбы к
мужу, ни он к жене доверенности; где каждый с своей стороны своротили с пути добродетели.
Стародум(приметя всех смятение). Что это значит? (К Софье.) Софьюшка, друг мой, и ты мне кажешься в смущении? Неужель мое намерение тебя огорчило? Я заступаю место отца твоего. Поверь мне, что я знаю его права. Они нейдут далее, как отвращать
несчастную склонность дочери, а выбор достойного человека зависит совершенно от ее сердца. Будь спокойна, друг мой! Твой
муж, тебя достойный, кто б он ни был, будет иметь во мне истинного друга. Поди за кого хочешь.
То, что я, не имея ни минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно сердитая, ворчливая, сама измученная и других мучающая, противная
мужу, проживу свою жизнь, и вырастут
несчастные, дурно воспитанные и нищие дети.
— Ах, что говорить! — сказала графиня, махнув рукой. — Ужасное время! Нет, как ни говорите, дурная женщина. Ну, что это за страсти какие-то отчаянные! Это всё что-то особенное доказать. Вот она и доказала. Себя погубила и двух прекрасных людей — своего
мужа и моего
несчастного сына.
«Эта холодность — притворство чувства, — говорила она себе. — Им нужно только оскорбить меня и измучать ребенка, а я стану покоряться им! Ни за что! Она хуже меня. Я не лгу по крайней мере». И тут же она решила, что завтра же, в самый день рожденья Сережи, она поедет прямо в дом
мужа, подкупит людей, будет обманывать, но во что бы ни стало увидит сына и разрушит этот безобразный обман, которым они окружили
несчастного ребенка.
— Германия не допустит революции, она не возьмет примером себе вашу
несчастную Россию. Германия сама пример для всей Европы. Наш кайзер гениален, как Фридрих Великий, он — император, какого давно ждала история. Мой
муж Мориц Бальц всегда внушал мне: «Лизбет, ты должна благодарить бога за то, что живешь при императоре, который поставит всю Европу на колени пред немцами…»
Полина Карповна вдова. Она все вздыхает, вспоминая «
несчастное супружество», хотя все говорят, что
муж у ней был добрый, смирный человек и в ее дела никогда не вмешивался. А она называет его «тираном», говорит, что молодость ее прошла бесплодно, что она не жила любовью и счастьем, и верит, что «час ее пробьет, что она полюбит и будет любить идеально».
— Mнe Мика говорил, что вы заняты в тюрьмах. Я очень понимаю это, — говорила она Нехлюдову. — Мика (это был ее толстый
муж, Масленников) может иметь другие недостатки, но вы знаете, как он добр. Все эти
несчастные заключенные — его дети. Он иначе не смотрят на них. Il est d’une bonté [Он так добр…]…
Дело ведь в том, что ему будет неловко, стыдно, неприятно у этой Mariette и ее
мужа, но зато может быть то, что
несчастная, мучащаяся в одиночном заключении женщина будет выпущена и перестанет страдать и она и ее родные.
И он вспомнил свое вчерашнее намерение всё сказать ее
мужу, покаяться перед ним и выразить готовность на всякое удовлетворение. Но нынче утром это показалось ему не так легко, как вчера. «И потом зачем делать
несчастным человека, если он не знает? Если он спросит, да, я скажу ему. Но нарочно итти говорить ему? Нет, это ненужно».
Он вспомнил всё, что он видел нынче: и женщину с детьми без
мужа, посаженного в острог за порубку в его, Нехлюдовском, лесу, и ужасную Матрену, считавшую или, по крайней мере, говорившую, что женщины их состояния должны отдаваться в любовницы господам; вспомнил отношение ее к детям, приемы отвоза их в воспитательный дом, и этот
несчастный, старческий, улыбающийся, умирающий от недокорма ребенок в скуфеечке; вспомнил эту беременную, слабую женщину, которую должны были заставить работать на него за то, что она, измученная трудами, не усмотрела за своей голодной коровой.
А виновник ее одиночества сидел на скамье подсудимых такой
несчастный, жалкий, даже не вызывавший в ней прежних добрых чувств, точно он был далеко-далеко и точно он был ее
мужем давно-давно.
В то время
несчастные наши
мужьяВниманье Москвы занимали:
Едва огласилось решенье суда,
Всем было неловко и жутко,
В салонах Москвы повторялась тогда
Одна ростопчинская шутка:
«В Европе сапожник, чтоб барином стать,
Бунтует, — понятное дело!
Знали об этом все соседи, женина родня, вся Тайбола, и ни одна душа не заступилась еще за
несчастную бабу, потому что между
мужем и женой один Бог судья.
После приговора им царь позволил ехать в Иркутск, их остановили и потом потребовали необходимым условием быть с
мужьями — отречение от дворянства, что, конечно, не остановило сих
несчастных женщин; теперь держат их розно с
мужьями и позволяют видеться только два раза в неделю на несколько часов, и то при офицере.
Потом ему представлялась
несчастная, разбитая Полинька с ее разбитым голосом и мягкими руками; потом ее медно-красный
муж с циничными, дерзкими манерами и жестокостью; потом свой собственный ребенок и, наконец, жена.
Катерина Борисовна тихо сказала моей матери, что игра в карты с самим собою составляет единственное удовольствие ее
несчастного брата и что он играет мастерски; в доказательство же своих слов попросила
мужа поиграть с ее братом в пикет.
— Обещал, все обещал. Он ведь для того меня и зовет теперь, чтоб завтра же обвенчаться потихоньку, за городом; да ведь он не знает, что делает. Он, может быть, как и венчаются-то, не знает. И какой он
муж! Смешно, право. А женится, так несчастлив будет, попрекать начнет… Не хочу я, чтоб он когда-нибудь в чем-нибудь попрекнул меня. Все ему отдам, а он мне пускай ничего. Что ж, коль он несчастлив будет от женитьбы, зачем же его
несчастным делать?
— Я своего
мужа не люблю, — говорила она медленно, точно в раздумье. — Он груб, он нечуток, неделикатен. Ах, — это стыдно говорить, — но мы, женщины, никогда не забываем первого насилия над нами. Потом он так дико ревнив. Он до сих пор мучит меня этим
несчастным Назанским. Выпытывает каждую мелочь, делает такие чудовищные предположения, фу… Задает мерзкие вопросы. Господи! Это же был невинный полудетский роман! Но он от одного его имени приходит в бешенство.
— Ужасен! — продолжал князь. — Он начинает эту бедную женщину всюду преследовать, так что
муж не велел, наконец, пускать его к себе в дом; он затевает еще больший скандал: вызывает его на дуэль; тот, разумеется, отказывается; он ходит по городу с кинжалом и хочет его убить, так что
муж этот принужден был жаловаться губернатору — и нашего
несчастного любовника, без копейки денег, в одном пальто, в тридцать градусов мороза, высылают с жандармом из города…
Несчастная княгиня, эта кроткая, как ангел, женщина, посвятившая всю жизнь свою на любовь к
мужу, должна была видеть его в таком положении — это ужасно!
Началось с того, что
несчастная Марья Игнатьевна в ночь убийства
мужа проснулась пред рассветом, хватилась его и пришла в неописанное волнение, не видя его подле себя.
— Милый юноша, — сказал Егор Егорыч Пьеру, —
несчастная Лябьева желает повидаться с
мужем… Я сижу совсем больной… Не можете ли вы, посоветовавшись с отцом, выхлопотать на это разрешение?
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по его приговору или решению сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от семей
несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себя стеклом, голодом, знает, что у этих тысяч людей есть еще тысячи матерей, жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья судьбы отцов, сыновей,
мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в своем лицемерии, что он сам и ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный человек.
Как ни любил Алексей Степаныч жену, как ни жалко было ему смотреть, что она беспрестанно огорчается, но слушать ежедневно, по целым часам, постоянные жалобы на свое положение, весьма обыкновенное, слушать печальные предчувствия и даже предсказания о будущих
несчастных последствиях своей беременности, небывалые признаки которых Софья Николавна умела отыскивать, при помощи своих медицинских книжных сведений, с необыкновенным искусством и остроумием, слушать упреки тончайшей требовательности, к удовлетворению которой редко бывают способны
мужья, конечно, было скучновато.
Несчастная мать опомнилась, и любовь к
мужу, который сам страдал всею душою, любовь, мгновенно вступившая в права свои, спасла ее.
Все бранят моего
мужа, все смотрят на меня с сожалением:
несчастная, у неё старый
муж!
— На ангела!.. — повторила княгиня еще более смущенным голосом. — Мне
муж говорил, что вы раз сходили с ума от
несчастной любви!
— А так, — прославьтесь на каком-нибудь поприще: ученом, что ли, служебном, литературном, что и я, грешный, хотел сделать после своей
несчастной любви, но чего, конечно, не сделал: пусть княгиня, слыша о вашей славе, мучится, страдает, что какого человека она разлюбила и не сумела сберечь его для себя: это месть еще человеческая; но ведь ваша братья
мужья обыкновенно в этих случаях вызывают своих соперников на дуэль, чтобы убить их, то есть как-то физически стараются их уничтожить!
— Нет, впрочем так лучше, так лучше! — вскрикнул он. — Поделом мне! Но не в том дело. Я хотел сказать, что обмануты тут ведь только одни
несчастные девушки. Матери же знают это, особенно матери, воспитанные своими
мужьями, знают это прекрасно. И притворяясь, что верят в чистоту мужчин, они на деле действуют совсем иначе. Они знают, на какую удочку ловить мужчин для себя и для своих дочерей.
Это дочь Рагуила, та
несчастная красавица Сара, которая семь раз всходила на брачное ложе и видела всех семерых
мужей своих умершими и оставившими ее девой.
Аркадина.
Несчастная девушка, в сущности. Говорят, ее покойная мать завещала
мужу все свое громадное состояние, все до копейки, и теперь эта девочка осталась ни с чем, так как отец ее уже завещал все своей второй жене. Это возмутительно.
И пошел и пошел Сергей играть Катерине Львовне на эту ноту, что стал он через Федю Лямина самым
несчастным человеком, лишен будучи возможности возвеличить и отличить ее, Катерину Львовну, предо всем своим купечеством. Сводил это Сергей всякий раз на то, что не будь этого Феди, то родит она, Катерина Львовна, ребенка до девяти месяцев после пропажи
мужа, достанется ей весь капитал и тогда счастию их конца-меры не будет.
Несмотря на это, местная полиция, подкупаемая варваром-мужем, производила совершенно выходящие из пределов их власти в усадьбе господина Эльчанинова обыски, пугая
несчастную женщину и производя отвратительный беспорядок в доме.
Акулина Ивановна (бежит вслед за
мужем). Отец! Милый ты мой!
Несчастные мы! За что нас детки-то? За что казнили? (Уходит в свою комнату. Перчихин стоит посредине и недоумевающе моргая. Татьяна дикими глазами озирается вокруг, сидя на стуле у пианино. Из комнаты стариков доносится глухой говор.)
Катерина Михайловна, исполненная, как известно моему читателю, глубокой симпатии ко всем страданиям человеческим, пролила предварительно обильные слезы; но потом пришла в истинный восторг, услышав, что у Юлии нет денег и что она свои полторы тысячи может употребить на такое христианское дело, то есть отдать их m-me Бешметевой для того, чтоб эта
несчастная жертва могла сейчас же уехать к папеньке и никак не оставаться долее у злодея-мужа.
Выгонял ли кто управляющего за пьянство и плутовство, спасалась ли жена от жестокосердого
мужа, отказывала ли какая-нибудь дама молоденькой гувернантке за то, что ту почтил особенным вниманием супруг, — всех принимала к себе Санич и держала при себе, покуда судьба
несчастных жертв не устраивалась.
— Из всего, что вы мне, Сергей Петрович, говорили, — начала Варвара Александровна, закурив другую папиросу, — я еще не могу вас оправдать; напротив, я вас обвиняю. Ваша Мари молода, неразвита, — это правда; но образуйте сами ее, сами разверните ее способности. Ах, Сергей Петрович! Женщин, которые бы мыслили и глубоко чувствовали, очень немного на свете, и они, я вам скажу, самые
несчастные существа, потому что
мужья не понимают их, и потому все, что вы ни говорили мне, одни только слова, слова, слова…
Над ним смеялись, бросали ему газету. Он брал ее и читал в ней о том, что в одной деревне градом побило хлеб, в другой сгорело тридцать дворов, а в третьей баба отравила
мужа, — всё, что принято писать о деревне и что рисует ее
несчастной, глупой и злой. Тяпа читал и мычал, выражая этим звуком, быть может, сострадание, быть может, удовольствие.
Я знаю, что мне под сорок лет, что она жена другого, что она любит своего
мужа; я очень хорошо знаю, что от
несчастного чувства, которое мною овладело, мне, кроме тайных терзаний и окончательной растраты жизненных сил, ожидать нечего, — я всё это знаю, я ни на что не надеюсь и ничего не хочу; но от этого мне не легче.
Ты только вздумай, какова моя жизнь
несчастная: что
мужа обманешь, то и поживешь в удовольствие.
Муж ее
несчастному пороку пьянства был предан еще холостой, остановить его не было никакой возможности.
Международное преступление совершилось. Саксония выдала свою жертву Австрии, Австрия — Николаю. Он в Шлиссельбурге, в этой крепости зловещей памяти, где некогда держался взаперти, как дикий зверь, Иван Антонович, внук царя Алексея, убитый Екатериною II, этою женщиною, которая, еще покрытая кровью
мужа, приказала сперва заколоть узника, а потом казнить
несчастного офицера, исполнившего это приказание.
— На кого же ты меня покинул, голубчик мой? — рыдала она, похоронив
мужа. — Как же я теперь буду жить без тебя, горькая я и
несчастная? Люди добрые, пожалейте меня, сироту круглую…
Несчастная женщина бросилась туда и нашла своего
мужа простертым на земле и при последнем издыхании: он лежал не дыша, с закатившимися под лоб глазами и с окровавленным ртом, из которого торчал синий кусочек закушенного зубами языка.
— Короче сказать, если вдовушка не хочет губить его, сделать навеки
несчастным, то пусть вместе с сердцем возьмет и руку, пусть вместо любовника назовет его
мужем.
—
Несчастная я! — зарыдала дьячиха. — Коли б не ты, я, может, за купца бы вышла или за благородного какого! Коли б не ты, я бы теперь
мужа любила! Не замело тебя снегом, не замерз ты там на большой дороге, ирод!
То, что я, не имея ни минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно сердитая, ворчливая, сама измученная и других мучающая, противная
мужу, проживу мою жизнь, и вырастут
несчастные, дурно воспитанные дети…
Долго воспоминая свадьбу Висленева, священник, покусывая концы своей бороды, качал в недоумении головой и, вздыхая, говорил: «все хорошо, если это так пройдет», но веселый дьякон и смешливый дьячок, как люди более легкомысленные, забавлялись насчет
несчастного Висленева: дьякон говорил, что он при этом браке только вполне уразумел, что «тайна сия велика есть», а дьячок рассказывал, что его чуть Бог сохранил, что он не расхохотался, возглашая в конце Апостола: «а жена да боится своего
мужа».
Я помнил, что на кладбищенских воротах есть надпись: „Грядет час, в онь же вси сущие во гробех услышат глас Сына Божия“, отлично знал, что рано или поздно настанет время, когда и я, и Кисочка, и ее
муж, и офицер в белом кителе будем лежать за оградой под темными деревьями, знал, что рядом со мной идет
несчастный, оскорбленный человек, — всё это я сознавал ясно, но в то же время меня волновал тяжелый, неприятный страх, что Кисочка вернется и что я не сумею сказать ей то, что нужно.